Как известно, все это началось в марте 2020 года. А у Урал Оперы Балета уже в 2019-м имелись планы на 2021-й, 2022-й и 2023-й, и мы не только знали, какие будут оперные и балетные постановки, – мы успели заключить контракты. Все было продумано, были поданы заявки на приглашение иностранных постановщиков – а это дело довольно канительное. Мы гордились собою: до пандемии театр, можно сказать, поймал птицу счастья за хвост – громкие, известные на всю страну премьеры, о нас говорят, приезжают критики, пишут статьи. В 20-м году театр взял рекордное количество номинаций «Золотой маски» – двадцать три. И должен был дважды выехать на фестиваль в Москву – с оперой («Три сестры» режиссера Кристофера Олдена) и с балетом («Вальпургиева ночь», «Brahms Party» и «Приказ короля» хореографа Вячеслава Самодурова). Так вот с оперой в начале марта мы еще успели выступить – на сцене МАМТа, а с балетом – в апреле – уже никуда не поехали. И все встало. К счастью, впервые в истории «Золотой маски» члены жюри судили балеты по видео. Такого еще не было – в качестве исключения пошли нам навстречу.

Первая проблема, перед которой я как директор оказался, – психологическая. Никто ведь не знал, насколько это страшно, не знали, когда из этого будет выход. И, к сожалению или к счастью, мне нужно было быть на работе и демонстрировать стабильность. Потому что звонили все – худрук балета, главный дирижер, главный хормейстер: «А что дальше? Что нам делать с коллективом? Как себя вести? Репетиции проводить – не проводить? Что такое zoom – мы не знаем? Вы нам его поставите?» И так далее. Мне кажется, это было очень важно для общего состояния – директор на месте, театр не закрыт.

Наверное, если оценивать сегодня, то первый локдаун прошел относительно спокойно. Ушли в отпуск первого июня – думали, мы самые хитрые: вернемся первого июля, когда все пройдет. Ничего подобного. После того, как все вышли, начали репетировать и открыли сезон – тут-то и пошло самое страшное. Не знаю, как у других музыкальных театров, но у нас острейшей проблемой стало составление репертуара. Ведь в марте 2019-го мы знали, что будем делать осенью 2020-го. А тут все сломалось. И мне пришлось четыре раза переделывать репертуар.

Кроме того, продолжая тему пандемии, я понял, что обязательно должен ходить в маске, чтобы дисциплинировать театр. Балет – маски игнорируют все. «Нам не надо, мы вообще не болеем». И, естественно, балет сломался первым. Утром звонят двадцать артистов балета – заболели. Мы потратили деньги, провели тестирование всего коллектива – выявили семьдесят четыре человека. И, к сожалению, остановили балетные спектакли.

К сожалению, потому что искусство балета, как и искусство оперы, – это постоянный тренаж. Если мышцы, связки в тонусе – это гарантирует стабильность, качество, форму. Конечно же, мы пытались проводить занятия по скайпу, но кто знает – у него компьютер включен, впечатление, что смотрит, но, может, и не занимается вовсе. И когда все выздоровели, во второй раз все начало ломаться. Потому что формы нет: связки, голеностопы – все вышло из строя.

По своим прежним планам мы собирались открыть сезон премьерой «Травиаты» Верди. Но денег на намеченные премьеры нет. Теперь «Травиата» в лучшем случае будет в 2022 году, то есть два года мы уже потеряли. Закрыть сезон 2019 – 2020 должны были балетом «Конек-Горбунок». А теперь, если будет все нормально, «Конек-Горбунок» пойдет в июле нынешнего, 21-го года. Но важно, что театр не остановил свою деятельность. Конечно, было много отмен и переносов – а что делать? И заметили мы вот какую вещь. До пандемии проблем с продажей билетов в театре не существовало – заполнение зала составляло 93%, мы привыкли к тому, что накануне премьеры в кассе висит табличка «все билеты проданы». 93% – это очень много, учитывая, что у нас есть неудобные для зрителей места. Двести пятьдесят четыре спектакля в сезон при средних 93% давало нам, по крайней мере, стабильность. А когда мы стали отменять, заменять и переносить спектакли, то увидели не только, что публика боится («не хотим замены, хотим возврата денег»), но и что накопленное за десятилетие доверие можно потерять в одночасье.

Стало ясно: нужно что-то придумывать, чтобы показать, что у нас репертуар стабильный, отмен нет, замен нет, все продолжается, чтобы публика опять поверила. Но тут явилась другая проблема – заполнять зал можно только на 50%. Шахматка, по двое не сидим, сидим по одному. Люди напокупали билеты. И тут – разрешено 75%. Это замечательно. Но покупали – между ними пустые места. Стало можно 75% – мы продали на эти пустые места билеты. И каждый вечер претензии: между нами никого не должно быть, а тут сидят люди. Тогда нам пришлось усилить службу капельдинеров и уже они стали терпеливо объяснять, что разрешение вступило в силу позже, чем вы купили билеты, пересядьте туда, пересядьте сюда. То есть театр понес потери во многих аспектах.

Хотя мы федеральный театр, считаемся крупным театром, мы живем на скромные деньги. Министерство культуры выделяет средства на заработную плату, коммунальные и налоговые платежи. Все остальное мы добирали за счет собственных доходов с продажи билетов. И гордились тем, что наш внебюджет в сто тридцать миллионов позволяет нам выпускать четыре премьеры в год. Так и было – два балета, две оперы, одна-две гастрольные поездки в сезон. А сейчас, когда доходов нет, нам не на что выпускать спектакли. Мы с трудом закрыли прошлый год и спланировали этот, понимая, что если будут те же 50% заполняемости, то наш дефицит составит пятьдесят миллионов, которые негде взять. А в нашем понимании выпуск премьер – главнейшая функция театра. Если театр будет заниматься только текущим репертуаром, то на каком-то этапе интерес к нему иссякнет. Ни для кого не секрет, что примерно 30% дохода – это премьеры нынешнего сезона, еще 30% – премьеры прошлого года, а все остальное – это репертуар, складывавшейся годами. И сейчас, когда ритм жизни ускоряется, особенно нужна быстрая сменяемость репертуара, люди активно ходят на новые названия. Поэтому сегодня для нас насущная задача – выпустить две перенесенные премьеры: балет «Конек-горбунок» современного композитора Анатолия Королева – на закрытие сезона и оперу Чайковского «Евгений Онегин», которую мы ставим на ноябрь, так как на открытие сезона этим спектаклем у нас просто не хватит денег. Это максимальные наши возможности.

Во всей этой истории с простоем есть еще один аспект: колебания в коллективе. Я этого очень боялся. В большей мере этому подвержен балет. Я понимаю и не обижаюсь: век балетных артистов короткий, и они стараются выжать максимум из своей профессии. Двадцать – двадцать пять лет, а что дальше? Хороший артист балета не обязательно может быть хорошим педагогом или балетмейстером.

Силами губернатора несколько лет тому назад открыли училище, но выпуска еще надо дождаться. А пока мы каждый год ездим по России – Пермь, Новосибирск, Казань, Красноярск, Уфа – приглашая к себе артистов балета. Это все иногородние люди, мы им даем жилье. В этом смысле более стабильны опера и оркестр, потому что это, как правило, люди, закончившие Уральскую консерваторию, здесь родившиеся, имеющие здесь корни, семью. Они в меньшей степени подвержены миграции. Если оперные артисты и уезжают, то только для участия в проектах в качестве гостевого солиста. В этой ситуации мне казалось очень важным сохранить коллектив. Ведь столько времени и сил ушло на то, чтобы создать и оперную труппу, и балетную, и оркестр! Я так себе сказал: будут люди – театр после пандемии продолжит идти вперед. Если мы людей потеряем, это откинет нас не к началу пандемии, а намного лет назад.

Пожалуй, в одном нам повезло. Я обратился в минкульт, обозначил ряд серьезных проблем, в решении которых театру необходима помощь, и нам выделили средства. На них мы успели заменить планшет сцены, разработать проекты ремонта фасада и реконструкции сценической части.

А потом сообща с главным дирижером и главным балетмейстером начали думать, как выполнить все ограничения Роспотребнадзора и при этом продолжать выпускать премьеры. Мы не знали, как нам быть с репертуаром. Ясно ведь, что не существует спектаклей, где между артистами постоянная дистанция в полтора метра. А размеры оркестровой ямы нашего театра не позволяют разместить музыкантов так, чтобы они сидели в полутора-двух метрах друг от друга. В нашу яму помещается только шестьдесят пять человек – театр по типу итальянский, не очень большой, но с хорошей акустикой. И мы подумали – наверное, хорошо прозвучат Джоаккино Россини и Гаэтано Доницетти. А, может быть, вообще убрать оркестр из ямы и посадить его на сцену? Так мы пришли к полуконцертному исполнению «Севильского цирюльника» и «Лючии ди Ламмермур».

Понимая, что в условиях пандемии очень важны новые названия, мы с главным дирижером Константином Чудовским постарались максимально развести все оперные голоса, а также продолжили линию названий, которые никогда не шли в России – линию «Сатьяграхи» Филиппа Гласса, «Греческих пассионов» Богуслава Мартину, «Трех сестер» Петера Этвеша. Взяли оперу финского композитора Кайи Саариахо «Любовь издалека» – трудную, необычную. Мы подумали: два названия традиционных, одно можем позволить себе новое, чтобы продемонстрировать, что театр не сломался и ставит перед собой нелегкие задачи. В балете мы с Вячеславом Самодуровым решили, что должны восстановить одноактные балеты. А потом постепенно стали возвращать в репертуар спектакли с большим количеством массовых сцен.

Оперные режиссеры – все наперечет. Мы долго выбирали, думали, а потом решились на то, что делают многие театры – взять драматического режиссера. Того, у которого в принципе нет стандартов, клише и методов, давно известных оперным постановщикам. И остановились на двух фамилиях: Дмитрий Волкострелов и Борис Павлович. Созвонились – Волкострелов сказал: «”Евгений Онегин”? Да, мне интересно». С Павловичем тоже договорились – он будет ставить «Черевички» в 2023 году. Волкострелов приезжал несколько раз, сдал макет, познакомился с труппой. И я настаиваю на том, чтобы он был здесь в апреле, мае, июне, а потом весь август, чтобы начать работу в оперном классе с ведущими артистами. Очевидно, что постановочный процесс может занять больше времени, чем предполагалось.

Далее: первый вопрос, когда ставится опера – это будет костюмированная классика или современная постановка? Сейчас все свелось к этим моделям – либо мы переносим место действия куда-то, либо сохраняем все так, как у композитора. Это слишком вульгарное разделение. Дмитрий Волкострелов, как мне кажется, нашел способ уйти от этого. В начале спектакля все артисты в нашем времени, в современных костюмах, события происходят сейчас. Идея в том, что история универсальная и могла произойти, в том числе, и сегодня. Но один персонаж в историческом костюме. Потом второй персонаж, потом третий, и к финалу все в исторических костюмах. Обратный ход и в сценографии – сначала вся сцена в березах, потом что-то происходит, и одна береза исчезает. Потом вторая. А к финалу берез совсем нет – пустая сцена. Думаю, с этим можно работать.

Конечно, мы хотим максимума – громко заявить о себе, открыть новое имя, хотим успеха. В этом отношении «Евгений Онегин» – название беспроигрышное. Будет интересно.

А завершая тему пандемии скажу, что, несмотря на все испытания 2020-года, мы выдержали. И не просто выдержали, но сохранили свою стабильность и статус театра, который за свои работы получает награды критиков. А наград было немало. Четыре «Золотых маски» получил балет «Приказ короля» и столько же – опера «Три сестры». Также эта опера в постановке Кристофера Олдена признана, по итогам Всероссийской оперной премии «Casta Diva», событием года.