О Сергее Смбатяне

В нынешнем сезоне Петербург принял у себя артистов Мальтийского филармонического оркестра – в честь 50-летия своего образования коллектив совершил большой гастрольный тур по городам США и России.

Петербургский концерт прошел в Мариинке-III. Мальтийцы исполнили программу, в которую вошли произведения их соотечественника Джозефа Веллы, нового мальтийца Алексея Шора, а также Пятая симфония Дмитрия Шостаковича.

Симфоническая поэма «Победоносная» композитора Джозефа Веллы (1942 – 2018) – новое для россиян сочинение. Написана она в память обо всех тяжелых событиях, происходивших в истории острова: от осады 1565 года до конца Второй мировой войны. Впервые поэма «Победоносная» была исполнена в 1986 году этим оркестром под управлением автора.

В фортепианном концерте «Путевые заметки» – молитва путника и шесть звуковых зарисовок европейских городов – солировал австрийский пианист Ингольф Вундер. В зале присутствовал автор, украинско-американо-мальтийский композитор Алексей Шор.

Однако центром программы, безусловно, стала Пятая симфония Шостаковича – ее исполнением, как и всеми прозвучавшими в этот вечер сочинениями, руководил армянский дирижер Сергей Смбатян.

Пятая Шостаковича под управлением тридцатилетнего Сергея Смбатяна – голос того поколения, для которого время Шостаковича уже стало историей, что позволило дирижеру сыграть ее без сиюминутного отчаяния, неизменно прорывающегося у дирижеров-современников трагического ХХ века. Получилось грустное раздумье с отдельными драматическими заострениями и выразительными лирическими вершинами.

Коренящиеся в нотах холод, одиночество, раздирающую боль словно заволакивала дымка далеких горестных воспоминаний: тихие звучности, тающие отзвуки трагических тем. Болезненные смычковые преодоления, вопли угрожающих мотивов отступали перед поминальным раздумьем с хрупкой, дрожащей в мареве звуков хоральностью, поэтически претворившей партитуру. И наметившийся было катастрофизм финала быстро рассеялся, сменившись апофеозом – гимном мужеству перед лицом всех прожитых в предыдущих частях страданий.

Содержание симфонии явлено дирижером и оркестром свежо и по-своему. Смбатян заставил зал неотступно следовать за нитью своих размышлений, но не только слушатель – и оркестр поднялся вместе с Пятой Шостаковича на новую для себя высоту. Он был послушен и тоже пережил шостаковическую трагедию всерьез, став хорошим партнером Сергею Смбатяну.

Несмотря на свою молодость (дирижирование, как известно, считается профессией второй половины жизни, ибо требует опыта аналитического осмысления мира) Сергей Смбатян является основателем нескольких оркестров: Молодежного, ставшего теперь Государственным симфоническим оркестром Армении, всемирного оркестра «24/04», детского оркестра ЮНИСЕФ. Он имеет опыт работы с крупнейшими коллективами, среди которых Варшавский, Дрезденский, Лондонский, Мюнхенский симфонические, оркестры Московской филармонии и Мариинского театра. Его работа отмечена наградами Армении и Франции.

В дни петербургских гастролей Сергей Смбатян поделился своими соображениями о дирижерском искусстве с читателями журнала «Скрипичный ключ».

Интервью

Дирижер – что это за фигура в вашем представлении?

Дирижер для меня – это человек, который, видя картинки, называемые партитурой, понимает, какие краски должны доминировать в форме. Он имеет право в своей работе с оркестром создать такую плазму, такую энергетику, которая преобразит партитуру во что-то более высокое, более лирическое и интересное, чем тот рисунок, что очерчен нотными знаками. Дирижер работает своей фантазией, своими знаниями и убеждениями, и создает те атмосферу, ауру, краски, звук, какие оживляет его воображение. Не повторяет с какими-то минимальными изменениями то, что он слышал в исполнении других дирижеров, а, читая партитуру, понимает, чего лично он хочет добиться от оркестра.

Как отражается на профессии время омассовленных ценностей, нивелирующее личностное начало?

Проблема, в том числе и музыкальная, в том, что мир сейчас живет очень по-быстрому, на высоких скоростях – это, конечно, затрагивает и нашу работу. А ведь для дирижера, как и для любого человека искусства, время необходимо: оно работает на познание, на глубину, на основательность. Времени нет, а в быстроте и суете нет подлинного творчества. Поэтому надо постоянно искать баланс, соотношение между временем, нехватка которого очевидна, и фантазией, которая должна быть подпитана и очень хорошо проработана.

Другой вопрос, насколько дирижер может позволить себе обратиться к своей фантазии.

Разумеется, мы обязаны оставаться в «круге партитуры»: ничего не добавлять и не изменять. И я совершенно уверен, что весь секрет музыкального познания в том, чтобы именно в партитуре увидеть, услышать индивидуальное решение и все неповторимые краски; уметь все это прочитать, опираясь на свои глубину и индивидуальность, – ведь каждый художник, каждый глаз видит эстетику линий и логику формообразующих процессов совершенно по-своему. И чем он талантливее, тем уникальнее его взгляд. Талант художника – в уникальном видении.

Хотя нередко эта ценность подменяется другой – техникой.

Никогда техника не была залогом гениальности. Дирижер смотрит партитуру и видит там свою картину. Степень ее неординарности и определяет качество, хотя «сюжет» произведения заложен в партитуре: сюжет, драма, время, секрет. Взять хотя бы время – это мистическая категория в исполнительстве. Мы может дать себе задачу спроецировать исполнение в прошлое, а можем – в будущее. Дирижер поглощает, опустошает энергию текста и возвращает ее в другом эквиваленте.

Что же касается мануальной техники, жестов…

Техника – это язык. Если мне есть что сказать, и я знаю русский язык, я вам скажу это лучше, чем тот, кто языка не знает языка. Но! Я долго думал на эту тему – дирижерские жесты, ауфтакты, то есть зримое: все это знаки, допускающие весьма растяжимое понимание. Я знаю очень значительных дирижеров, которые этими знаками владеют, ну, так скажем, не самым совершенным образом. Но они великие музыканты. За счет чего мы так высоко ставим их достижения? За счет богатства их фантазии, неординарного видения исходного материала. Как есть люди феноменально умные, но не умеющие говорить красиво – хотя то, что они говорят, вас восхищает, – так есть и дирижеры – Фуртвенглер, например, – которые не обладают сумасшедшей техникой, но зато каково звучание!..

Вопрос о взаимоотношениях исполнителя с текстом партитуры – вечный. Каждый дирижер скажет, что то, что он делает, он прочитал в партитуре. Тосканини клался, что играет только написанное в нотах. А слушаешь его, у него одни и те же произведения звучат по-разному в разных записях.

Этот вечный вопрос должен стимулировать людей на аналитическую работу. Нельзя играть партитуру по накатанной хотя бы потому, что традиции музыкального мира сложились в прошлом, а сейчас, в ХХI веке, мир очень изменился. Все, что в партитуре – это видения. Но контекст разный. ХХ век видел Шостаковича в контексте «ледяного поля». Но в нем еще больше, чем трагедии его времени, актуализировавшегося сегодня. Или завтра. И вообще там бездонный материал для того, чтобы понять себя. Талант дирижера, если можно так выразиться, в степени «аморальной» фантазии, на которую он дерзнет или не дерзнет.

А что, по-вашему, еще входит в понятие талант дирижера?

Талант ведь – это само по себе качество. И оно спасает искусство от очень многих серостей – а сейчас слишком много серостей в музыкальном мире. Также трудолюбие. Способность к самокритике. Я много общаюсь с дирижерами и вижу, что чем выше уровень дирижера, тем более он склонен не только к анализу партитуры, но и к серьезному анализу своей работы – в отличие от многих молодых дирижеров, которые к музыке относятся как контенту и ничего особенного от себя не требуют. Талант дирижера? Помните, как Караян стер своего Чайковского, когда услышал Мравинского? Тосканини, который стирал свои записи, если они ему не нравились? На это тоже нужен талант. Кто сейчас на это способен?

Сегодня все внедрены в финансовую систему. Об этом и помыслить нельзя.

Да, но кроме пренебрежения денежной стороной, в этих поступках есть и неординарность, свойственная таланту. А вообще в сегодняшнем концертном мире существовать очень сложно. Если раньше были оркестры, характеризовавшие культуру городов, – в Нью-Йорке Тосканини, в Питере Мравинский, в Москве Светланов, – то теперь, за немногими исключениями, ситуация похожа на футбольную: если у оркестра, как у футбольного клуба, есть бюджет, он может пригласить лучших музыкантов из любой точки мира. Леонид Борисович Коган, у которого училась моя бабушка, пару раз в году ездил учить японских студентов играть на скрипке. А теперь в лучших оркестрах мира лучшие музыканты – из Японии, из Кореи: настолько музыкальное образование, музыкальные знания стали доступными. Хороших оркестров стало больше. Но тогда дирижеры воспитывали оркестры, имея по много репетиций, и каждый коллектив обладал своим уникальным звуком. Теперь же у дирижера три репетиции и многонациональный, по-разному выученный состав музыкантов. (Впрочем, десять репетиций – это очень большая ответственность: надо знать что говорить и что требовать, чтобы тебя хватило на столько репетиций.)

Короче, жизнь дирижера значительно усложнилась.

Да, жизнь стала сложнее. Во-первых, в ХХ веке дирижеры давали тридцать-сорок концертов в год, а сейчас, если дирижер не играет сто-сто двадцать, он не считается популярным в мире. Во-вторых, сегодня мир благодаря Интернету – это площадка, где всё доступно, все доступны и через секунду все становится известно. Это и мешанина, и ответственность. В третьих – об этом мы уже говорили – пестрота в оркестрах. Я играл с Лондонским симфоническим, так там 25% оркестра – люди разных национальностей: Япония Корея, Россия, Израиль. И все эти музыканты каждый день играют с разными дирижерами. Кто будет с ними работать до уникальности? Никто.

У вас есть свой оркестр – Государственный симфонический оркестр Армении. На каких принципах вы работаете с этим оркестром?

Можно сказать – на старых. Оркестр уникален – я говорю не о лучшем, а именно об уникальном – тем, что в нем собраны музыканты одной национальности, одного поколения, имеющие один родной язык и закончившие одну и ту же консерваторию. То есть музыканты одной школы и одного мировоззрения.

А чем лично вы любите подпитывать свое мировоззрение?

Самое главное – анализировать. И не просто музыку, а как и с чем это работает. Читать – да, но, опять же, не только для информации. Мое хобби – это анализировать.

Материал подготовила Надежда Маркарян