Концерт Джона Элиота Гардинера в Петербурге

Помните, как в старом анекдоте: «Вот все говорят – Карузо, Карузо! А что Карузо? Слышал я его: поет фальшиво, да еще и картавит» – «А где же ты его слышал?» – «Да мне Мойша напел…»

Примерно такое «фальшивое» представление об аутентичном («исторически информированном») исполнительстве нередко можно получить из отечественных барочных программ, столь модных в последние десятилетия. В отсутствии веками формировавшейся «корневой системы», общей молитвы прихожан в церкви, католические духовные песнопения у нас часто обретают чуждую им романтическую экспрессию, а экзотический заморский инструментарий исполняет музейно-декоративную роль: звучание без вибрации, с шатающимся строем, тусклое, пыльное, напоминающее первые ученические пробы на плохих фабричных инструментах. Зато играют и поют при свечах и в исторических костюмах, что должно атмосферным антуражем восполнить эстетическую и содержательную уязвимость.

Ни свечей, ни исторических костюмов в помине не было на концерте старинной музыки в Большом зале филармонии, где в самом начале сезона выступил английский дирижер сэр Джон Элиот Гардинер со своими аутентично-барочными коллективами: хором Монтеверди и ансамблем «English Baroque Soloist».

Зато была молитвенная атмосфера, соборное единение с божественной красотой, которую человеческий гений сотворил во имя Создателя. Недаром же барочные композиторы завершали свой труд смиренным «Soli Deo Gloria» – «Одному Богу слава».

Без благочестивой маски

В программке был напечатан весь текст песнопений на латыни и на русском языке, чтобы слушатели могли вполне постичь содержание барочной музыки, которая через интонацию, ритмический рисунок, темповую и динамическую выразительность призвана толковать слово.

Естественные, природные тембры голосов (двадцать человек, каждый из которых – солист) звучали с нездешней просветленностью, кристальной чистотой и элегантной легкостью. Безупречно сбалансированный, многокрасочный хоровой ансамбль дополнялся уникальной тембровой палитрой старинного квинтета – виолы да гамба, барочного контрабаса и арфы, китарроне и трехсекционного органа.

Звучание этого камерного состава без всякого усилия сразу завоевало все пространство Большого зала, гипнотически вовлекая публику в образный контекст Мессы Монтеверди. Здесь было страстное покаяние в Kyrie, светлая печаль музыки Agnus Dei, но главное – ликующая радость прославления Создателя, восторг перед совершенством его мироздания и благодарение за чудо жизни, которое воплотилось в праздничных красках Credo, Sanctus, Benedictus.

Характер звучания рождался из пластичного жеста маэстро, из выразительности его говорящих рук, из каждого нюанса движений пальцев.

Подчеркивая естественность речевой интонации музыкальных фраз, острые озорные синкопы оживляли ритмическую сетку, темповые rubato придавали свободу и гибкость дыхания, а яркие динамические контрасты – театральность.

Пышная вязь строгого полифонического письма была наполнена непосредственным переживанием, в котором напрочь отсутствовала фальшь благочестивой маски: оно шло от сердца к сердцу, оно было живым, страстным и трогательным.

Не было никакой архаичности и в трактовке драматической оратории Джакомо Кариссими «Иеффай» (середина XVII века), которую петербуржцы, благодаря сэру Гардинеру, впервые смогли услышать «вживую» и полностью.

Ветхозаветная история из «Книги судей» – израильский полководец Иеффай, опрометчиво обещавший Богу, что за победу над врагами принесет ему в жертву любого, кого первым встретит у ворот родного дома, погубил этим свою единственную любимую дочь – была представлена исполнителями с искренним волнением очевидцев этого трагического события.

По-барочному пышный зачин оратории, воплощавший картинный эпизод битвы с врагами, впечатлял красочным полнозвучием: реплики хора и солистов теснили друг друга, вспыхивали воинственные возгласы, активные ритмы стремились к торжествующей динамической кульминации. Но и в этом кипении многослойной полифонической фактуры отчетливо высвечивалась каждая филигранно отделанная интонационная деталь, каждый ритмический акцент и динамический нюанс.

С развитием драматического сюжета театральная приподнятость постепенно меркла, музыка наполнялась интонациями скорби, стилизованными всхлипами (вздрагивающий форшлаг, с которого начинались фразы несчастного отца) – ведь Кариссими актуализировал архаический сюжет, сместив акцент с торжества кровавой победы на глубокие переживания Иеффая-отца и, особенно, его дочери, которая в библейской истории играла роль бессловесного агнца.

Трудно было поверить во временную дистанцию, отделявшую день сегодняшний от времени создания этого шедевра. Казалось, что музыкальное пространство сомкнулось в сиюминутном страдании: трогательная жалоба юной девушки эхом отзывалась в горах (по сюжету она с подругами удалилась в горы, чтобы оплакать свою девственность), ее голос постепенно растворялся в горестной хоровой медитации, пронизанной щемящими диссонансами. Финальный плач хора будто рассеивался в природе, и скорбное чувство обретало смиренную просветленность и возвышенность.

Недаром же Гендель, для которого «Иеффай» Кариссими был явлением уже столетней давности, использовал уникальную экспрессию этой музыки, процитировав ее в финале своей оратории «Самсон».

Тончайшее стилистическое чутье, которым славится Гардинер, проявилось и во втором отделении концерта, где прозвучали более близкие к нам по времени произведения – два духовных сочинения Генри Перселла и знаменитая скорбная Stabat mater Доменико Скарлатти.

Повинуясь едва заметному изменению жеста дирижера, изменилась и манера хорового звукоизвлечения. Оно чуть «уплотнилась», приблизившись к оперному звучанию «Дидоны и Энея» и клавирным lamento Скарлатти, но не потеряло своей уникальной воздушности и неотразимой органики.

Из подслушанных реплик после концерта: «Так не бывает: ни единой неточной ноты за весь концерт… Будто омылся в прозрачных водах от всей житейской суеты…»

Кто вы, мистер Гардинер?

Заставив публику пережить настоящий духовный катарсис, сэр Джон Элиот Гардинер (рыцарский титул за заслуги в искусстве он получил от королевы в 1998 году), казалось, совсем не устал, а еще долгое время раздавал автографы взволнованным слушателям.

Этот немолодой английский джентльмен, сухопарый и элегантный, но совсем не чопорный, а юношески-непосредственный и улыбчивый, – воистину экстраординарное явление в музыкальном мире XX – XXI веков.

Пятьдесят пять лет назад его творческая энергия вызвала к жизни феномен хора Монтеверди и оркестра Английских барочных солистов, что сделало его ключевой фигурой в аутентичном исполнительстве.

Спустя много десятилетий он создал «Революционно-романтический оркестр» к двухсотлетию Французской революции, чтобы, не изменяя старинной музыке, вдохнуть новую жизнь в музыку XIX века.

Его часто приглашают в оперный театр, где он ставит не только барочные, но и классические и современные оперы. Критерий один: высокое исполнительское качество, точность стиля, безупречность ансамбля.

С ним мечтают сотрудничать лучшие оркестры мира и лучшие звукозаписывающие фирмы. Он осыпан премиями и наградами.

А недавно, опираясь на новейшие архивные находки, сэр Гардинер написал фундаментальный труд «Музыка в Небесном Граде. Портрет Иоганна Себастьяна Баха», где по-новому осмыслил личность гения, определившего всю его музыкальную жизнь. И пишет он с той же элегантной непринужденностью и импровизационной свободой, с какой трактует музыкальные партитуры старинных мастеров, Гайдна и Моцарта, Бетховена и Шумана, Берлиоза и Элгара, Мендельсона и Брукнера, Верди и Бриттена, Рахманинова, Холста, Стравинского, Оффенбаха, Легара, Вайля, Яначека…

В завершение – еще один штрих к портрету. В одном из интервью маэстро признался, что важнейшая составляющая его жизни – это ферма, оставленная ему еще двоюродным дедом. И что все свободное время он увлеченно занимается ведением сельского хозяйства и культивированием целой коллекции разнообразных деревьев.

Так случилось, что Россию он посетил впервые. Но встретив здесь столь горячий прием – а и в Москве, и в Петербурге публика долго аплодировала стоя – сэр Гардинер обещал скоро привезти к нам и свой «Революционно-романтический оркестр».